тогда вот еще:

Гуляя по галерее Уффицци, обязательно встаньте на несколько минут перед вот этой картиной:

и вспомните вот этот эпизод из жизни Микеланджело Буонаротти...

Первым следствием договора на "Двенадцать Апостолов" был визит Аньоло
Дони - соседа и товарища детских игр. Отец его нажил состояние, торгуя
шерстью, купил заброшенный дворец близ особняка Альбертини в приходе Санта
Кроче и поселился там. Аньоло Дони, унаследовав отцовское дело и дворец,
пользовался репутацией самого изворотливого и хитрого торгаша во всей
Тоскане. Он разбогател и заново перестроил свой особняк. В финансовом и
социальном отношении он вознесся так высоко, что теперь был помолвлен с
Маддаленой Строцци.
Его провел в сарай, виновато улыбаясь, Бэппе. Микеланджело был вверху,
на подмостках, и обтачивал пращу на левом плече Давида. Он сложил
инструмент и спустился по лестнице вниз. Дони стоял перед ним в дорогом
модном камзоле, на плечах его вздымались пышные буфы кружевной рубашки,
схваченной на груди и талии золотыми пряжками.
- Я скажу тебе без обиняков, Буонарроти, зачем я пришел, - начал Дони,
едва Микеланджело ступил на землю. - Я хочу, чтобы ты сделал для меня
"Святое Семейство": это будет свадебный подарок для моей невесты,
Маддалены Строцци.
Микеланджело покраснел от удовольствия; Маддалена выросла в доме, где
стоял его "Геракл".
- Строцци любят искусство, у них хороший вкус, - смущенно сказал он. -
"Святое Семейство" из белого мрамора...
Крошечный рот Дони, обрамленный по углам резкими продольными складками,
недовольно дернулся вниз.
- Нет, нет, хороший вкус - это у меня! Мне, а не Маддалене пришла в
голову мысль обратиться к тебе с заказом. И кто тебе сказал хоть слово о
мраморе? Мрамор будет стоить уйму денег. Я хочу заказать картину, которую
можно вставить в круглый столик.
Микеланджело схватил свой молоток и резец.
- Зачем же ты пришел ко мне, если хочешь картину? Я не окунал кисти в
краску вот уже пятнадцать лет.
- Я пришел к тебе из чисто товарищеской привязанности. Из верности.
Ведь мы с тобой выросли по соседству. Помнишь, как мы гоняли мяч на
площади Санта Кроче?
Микеланджело насмешливо улыбнулся.
- Так что ты скажешь? - настаивал Дони. - "Святое Семейство", а?
Тридцать флоринов. По десяти за каждую фигуру. Щедрая плата - не правда
ли? Ну как, по рукам?
- Ты представляешь себе, сколько художников будут бранить тебя, Дони? У
тебя ведь богатейший выбор - в городе живет полдюжины лучших мастеров
Италии: Граначчи, Филиппино Липпи. Возьми хотя бы сына Гирландайо,
Ридольфо. Он обещает стать великолепным живописцем, и он напишет тебе
картину за скромную плату.
- Послушай, Буонарроти. Я хочу, чтобы "Святое Семейство" написал ты. Я
уже получил на это разрешение у гонфалоньера Содерини. Не желаю и слышать
ни о Липпи, ни о молодом Гирландайо.
- Но это же глупо, Дони. Если ты хочешь получить сукно, ты ведь не
отдаешь свою шерсть вместо сукновала мастеру, который делает ножницы.
- Всем известно, что высечь статую - это такой пустяк, на который
способен любой художник.
- Ну, хватит! - зарычал Микеланджело, весь вспыхнув, ибо в этих словах
Дони он почувствовал прямой отзвук речей Леонардо. - Я напишу тебе "Святое
Семейство". Это будет стоить сто золотых флоринов.
- Сто флоринов! - завопил Дони; его пронзительный голос раздавался по
всему двору, из конца в конец. - Тебе не стыдно надувать своего старого
друга? Товарища детских игр? Это все равно что срезать с пояса кошелек у
родного брата!
Лишь после того, как Микеланджело почувствовал, что у него вот-вот
лопнут барабанные перепонки, они сошлись на семидесяти флоринах. Видя, как
в глазах Дони играют лукавые огоньки, он угадывал, что тот все-таки
перехитрил или по крайней мере перекричал его - конечно, он заплатил бы,
поломавшись, и сто флоринов.
Уходя, Дони сказал уже с порога:
- Из всех мальчишек по соседству никто не гонял мяч хуже тебя. Я
прямо-таки поражаюсь: такая тупость в игре - и такие успехи в скульптуре.
Ведь ты теперь самый модный художник.
- Так вот почему ты явился сюда - я, по-твоему, модный?
- Иной причины и не было. Скажи, когда я могу посмотреть наброски?
- Наброски - это моя забота. А ты получишь готовую вещь.
- Кардиналу Пикколомини ты подавал на одобрение наброски.
- Пусть тебя сначала сделают кардиналом!
Когда Дони ушел, Микеланджело понял, что он явно сглупил, позволив
этому человеку навязать себе на шею еще один заказ. И разве он,
Микеланджело, так уж знает живопись? Стремится к ней, очень ее любит? Да,
он разработает композицию "Святого Семейства", он с удовольствием будет
рисовать. Но кисть и краски? Юный Гирландайо владеет ими гораздо лучше.
Тем не менее интерес к работе у него был разбужен. В папках
Микеланджело хранились десятки рисунков к изваянию "Богоматери с
Младенцем" на тот случай, если братья Мускроны, купцы из Брюгге, все же
подпишут договор, замышленный Якопо Галли. Рисунки были очень
одухотворенные, возвышенные, мирского в них чувствовалось мало. А "Святое
Семейство" надо писать по-другому: это будет совершенно земная вещь,
простые, обыкновенные люди.
Как всегда в жаркие летние дни, когда он позволял себе отдохнуть,
Микеланджело бродил по дорогам Тосканы, рисуя крестьян то за работой, в
поле, то за ужином подле жилища, в вечерней прохладе; у дверей молодые
матери кормили грудью своих младенцев перед тем, как уложить их в
колыбель. Скоро у него уже скопились наброски для картины Дони: у одного
дома он зарисовал юную девушку с сильными руками и плечами, у другого -
пухленького розовощекого мальчика с кудрявой головкой, у третьего -
старика с бородой и лысиной. Соединив эти фигуры в одном эскизе,
Микеланджело скомпоновал эффектную группу, расположившуюся на зеленой
траве. Он написал красками руки, лица, ноги, голого мальчика - здесь
колорит не вызывал у него сомнений, но тона платья Марии и Иосифа и цвет
одеяльца, которым был прикрыт младенец, ему никак не давались.
Зайдя к нему, Граначчи увидел, в каком он затруднении.
- Позволь, я распишу тебе эти места картины. Ведь у тебя получается
ужасная мешанина.
- Почему же это Дони не обратился со своим заказом к тебе с самого
начала? Ты ему тоже сосед по приходу Санта Кроче. И тоже гонял с ним мяч!
Скоро Микеланджело закончил картину - колорит ее был приглушен,
монотонен, похож на цветной мрамор. Платье Марии Микеланджело написал
светло-розовым и голубым, одеяло младенца - оранжевым, от бледного тона до
густого, насыщенного, плечо и рукав Иосифа - тускло-синим. На переднем
плане картины виднелись редкие пучки простеньких цветов, на заднем,
справа, был изображен лишь один Иоанн; его проказливое личико казалось
устремленным куда-то вверх. Чтобы доставить себе удовольствие, с левой
стороны от Марии и Иосифа Микеланджело написал море, с правой - горы. А на
фоне моря и гор - пятерых обнаженных юношей, сидящих на невысокой стене из
камня, - залитые солнцем, чудесные бронзовые фигуры, создающие
впечатление, будто перед глазами зрителя был греческий фриз.
Когда Дони по зову Микеланджело явился и взглянул на готовую картину,
лицо у него вмиг сделалось таким же красным, как и его нарядная туника.
- Укажи мне в этой мужицкой мазне хоть одно место, где была бы
святость! Хоть какой-то признак религиозного чувства! Ты просто
издеваешься надо мной.
- Я не такой глупец, чтобы тратить на это время. А тут чудесные,
красивые люди, полные нежной любви к своему ребенку.
- В мой дворец мне надо "Святое Семейство"!
- Святость - это не внешние приметы, не обличив. Святость - это
внутреннее, духовное качество.
- Я не могу подарить этих крестьян на траве своей взыскательной
невесте. Я потеряю всякое уважение в семействе Строцци. Ты выставишь меня
в самом дурном, самом черном свете.
- Разреши тебе напомнить, что ты не оговорил себе права на отказ от
картины.
Глаза Дони сузились в щелки, затем он выкатил их и закричал:
- А что делают в "Святом Семействе" эти пятеро голых парней?
- Ну как же, - они только что искупались в море и обсыхают теперь на
солнце, - спокойно ответил Микеланджело.
- Ей-богу, ты тронулся! - взвизгнул Дони. - Где это слыхано, чтобы в
христианской картине рисовали пятерых голых парней?
- Рассматривай их как фигуры фриза. У тебя будет одновременно и
христианская живопись, и греческая скульптура - и все за одни и те же
деньги. Вспомни, что ты сначала предлагал мне за картину тридцать
флоринов, по десяти за каждую фигуру. Будь я жадным, я взял бы с тебя за
этих пятерых парней пятьдесят флоринов дополнительно. Но я не возьму,
потому что мы соседи по приходу.
- Я снесу картину Леонардо за Винчи, - хныкал Дони, - и он замажет этих
пятерых бесстыдников краской.
До сих пор Микеланджело лишь забавлялся препирательством. Но теперь он
крикнул в гневе:
- Я подам на тебя в суд за порчу произведения искусства!
- Я оплачиваю это произведение и вправе портить его, как хочу.
- Вспомни-ка Савонаролу. Я заставлю тебя отвечать перед Советом!
Скрежеща зубами, Дони выскочил вон. На следующий день слуга Дони принес
кошелек с тридцатью пятью флоринами - половиной условленной суммы - и
расписку, которую Микеланджело должен был подписать. Микеланджело отослал
эти деньги с Арджиенто обратно. На клочке бумаги он нацарапал:
"Святое Семейство" будет стоить отныне сто сорок флоринов".
Флоренция потешалась над этим поединком; многие заключали пари, споря,
кто выйдет победителем - Дони или Микеланджело. Шансы Микеланджело
казались гораздо меньшими, ибо никому еще не удавалось провести Дони в
денежных делах. Однако день его венчания приближался, а он давно уже из
хвастовства разболтал по всему городу, что официальный художник Флоренции
исполняет его заказ - пишет свадебный подарок невесте.
Скоро Дони вновь явился в сарай Микеланджело на дворе Собора, в руках у
него был кожаный кошелек о семьюдесятью флоринами.
- Вот твои деньги, давай мне картину, - кричал он Микеланджело.
- Это нечестно, Дони. Картина тебе не понравилась, и я освободил тебя
от всех обязательств по договору.
- Ты меня не проведешь, даже не пытайся! Я пойду к гонфалоньеру, и он
заставит тебя выполнить договор.
- Вот уж не подозревал, что тебе так полюбилась моя картина. Ты, видно,
стал заправским коллекционером. В таком случае выкладывай сто сорок
флоринов - и конец разговору.
- Мошенник! Ты соглашался писать картину за семьдесят...
- Этот договор ты нарушил, прислав мне тридцать пять флоринов. Сейчас я
изменяю условия. Моя новая цена - сто сорок флоринов.
- Я не буду платить такие деньги за посредственную крестьянскую
картину, ты этого не дождешься, - бушевал Дони. - Скорей тебя повесят в
проемах окон Барджелло!
Микеланджело уже думал, что он достаточно подурачился, и был почти
готов отослать картину заказчику, когда босоногий деревенский мальчик
принес ему записку. В ней говорилось:

"До меня дошел слух, что Маддалена желает получить твою картину. Она
говорит, что ни один другой свадебный подарок не будет ей столь по душе,
как эта картина. К."

Микеланджело вмиг узнал, чей это почерк. Ему было хорошо известно, что
Маддалена Строцци - приятельница Контессины. Значит, радовался
Микеланджело, кто-то из старых друзей Контессины еще поддерживает с ней
отношения! Довольно улыбаясь, он присел к столу и написал письмо Дони.

"Я вполне сознаю, что плата, назначенная мной за мою картину, кажется
тебе чрезмерно высокой. Как старый и близкий друг, я освобождаю тебя от
всех финансовых обязательств по договору, уступив "Святое Семейство"
другому своему другу".

Едва Арджиенто, переправив письмо, присел на свое место в сарае, как
туда ворвался Дони, - кошелек, который он швырнул на стол, зазвенел так
громко, что на мгновение заглушил стуки молотков, несущиеся со двора.
- Я требую отдать мне картину. Она теперь моя по всем правилам.
Схватив кошелек, он развязал его и высыпал на стол груду золотых монет.
- Считай! Сто сорок флоринов золотом. За несчастное семейство крестьян,
рассевшихся на травке у дороги. Почему я поддался тебе и позволил так себя
ограбить - это выше моего понимания!
Микеланджело передал картину Дони из рук в руки.
- Прошу поздравить от меня твою будущую супругу.
Шагая к выходу, Дони негодовал:
- Художники! И кто сказал, что это непрактичные люди? Ха! Да ты разорил
хитрейшего купца во всей Тоскане!
Микеланджело сложил в стопку монеты. Вся эта история ему очень
правилась. Она освежила его не хуже любого отдыха.

Ирвинг Стоун "Муки и радости"