Как же здорово жить в двух шагах от Соборной площади, особенно когда завтрак не включён в стоимость номера,  тогда жаба не душит  каждое утро сидеть  за уличным столиком  одной из кафешек напротив Дуомо с чашечкой капучино, стаканом свежевыжатого апельсинового сока и круассаном, а то и поделённой на двоих пиццей, и даже несносный  оглушающий треск мопедов не способен в такую теплынь загнать вас внутрь, в помещение.  А солнце потихоньку выходит из-за собора и начинает слепить глаза, но пересаживаться не хочется, потому что трудно оторвать взгляд от фасада, пусть и затенённого в эти часы. И к концу пребывания  то кафе, что в самом дальнем углу площади, становится любимым, а официанты уже не спрашивают, разрезать ли пополам заказанную пиццу.

И удобно забежать отдохнуть  и помыться-переодеться перед отправлением в Ла Скала, до которого идти всего пять минут, радостными в ожидании Праздника, и вдруг увидеть, что  фасад Дуомо на закате, оказывается, бывает не только золотым, но и розовым.

А возвращаться по ещё сохранившемуся внутреннему времени совсем ночью, умирая от желания спать, и остановиться, поразившись сияющему витражами собору.

А во время антрактов  после бокала просекко спуманте исследовать узкие низкосводчатые будто давящие сверху переходы прославленного театра, наблюдать за дефилирующими по шикарному огромному залу 3-го яруса (единственному найденному кроме вестибюля)

нарядными дамами или затесаться в плотную толпу великолепного холла, забираться на табурет второго ряда (да-да, в ложах всех ярусов только в первом ряду стоят стулья, боком, потому их помещается всего два, а второй и третий ряд состоят из табуретов,  каждый выше, чем предыдущие сиденья)

и убеждаться, что не зря мучились с выбором мест вручную, потому что система  посчитала второй ряд 2-го яруса более хорошим, чем первый – 3-го, и, поленись мы накануне отъезда, куковать бы нам 4 часа на табуретах без спинок.

И  взахлёб обсуждать декорации и костюмы,  перебивая друг друга и срываясь на смех. А в третьем действии (они называют их актами) вдруг оторваться от перетекающего мира зеркальных декораций, отвлекающего от актёров и действия куда масштабнее Джулии в моэмовском «Театре», куда уж ей с её мелкими ухватками,  перестать постоянно коситься на  табло перевода на бортике ложи, что сбивает не хуже сверкающих зеркал, и погрузиться наконец в дивную музыку Штрауса.  И замирать каждый раз в начале и конце акта, когда свет в зале уже (ещё) не горит, а  внутренние фонари в ложах ещё(уже)  включены, и все 6 ярусов  сияют красным светом.

И как хорошо, что заветные зелёные квадратики появились наконец, всего за пять дней до отъезда, на страничке покупки билетов на «Тайную вечерю», потому что столь изученное, рассмотренное до мельчайших деталей, обсуждённое много раз произведение в реальности, в историческом окружении, неожиданно ошеломило осознанием гениальности композиции,  уравновешенной несмотря на всю эмоциональность персонажей и динамичность их движений, ранее воспринимаемой  больше разумом, нежели душой.

Нет, я не влюбилась в Милан и в этот раз, но увлечение стало очень сильным, я почувствовала, что это «мой» город,  я хочу завтракать в кафе напротив собора под тарахтенье мотороллеров, бродить по таким неоднородным улицам,  заходить в старинные храмы, в музеи, а не только носиться сломя голову по магазинам, я хочу приехать туда надолго…

И немного новостей.

Памятник Виктору Эммануилу II на площади Дуомо на реставрации, закрыт со всех сторон, что несколько мешает восприятию фасада собора.

Подъём на лифте на Дуомо стОит теперь 10 евро, и осуществляется с противоположной прежней стороны, справа, если смотреть на фасад, ближе к апсиде. При этом путь на смотровую площадку удлинился на обход вокруг всей апсиды, мне показавшийся не слишком интересным, т.е.  в тот потрясающий мир аркбутанов и пинаклей попадаешь не сразу, что, я считаю, несколько снижает впечатление. Старый лифт остался на месте, но почему-то не работал.

Большинство мозаик на полу в центре галереи Виктора Эммануила II тоже реставрируются, их заменяют металлические накладки.