Изначально монумент стоял на Никитинской площади, но в 1920 году был разобран и лишь в 1962 году, когда отмечалось 150-летие Бородинской битвы, восстановлен, но уже в другом месте – здесь, около Спасской церкви.

..........

   Памятник "сталинской" Вязьмы - кинотеатр "Победа", построенный в начале 1950-х годов:

   А это "микст" разных времён:

..........

   По большому счёту, мне осталось посмотреть в Вязьме две очень красивые церкви, и первая из них - Преображения Господня - находится чуть восточнее исторического центра:

   Преображенский храм на Старой Смоленской дороге существовал ещё в 15 веке, а нынешнюю каменную церковь возвели в 1736 году на средства местного купца Ивана Григорьевича Вязнева и прихожан. Во второй половине того же (18-го) столетия к ней пристроили трапезную с крыльцом, а несколькими годами позднее поставили четырёхъярусную колокольню - примерно в таком обличье мы видим Преображенскую церковь и сейчас:

   Второй храм расположен недалеко, можно сказать, на следующей улице, но чтобы две церкви не слились в одну, я "разобью" их моими прочими (а в соответствии с хронологией прогулки - уже последними) впечатлениями от Вязьмы.

   Выше я уже писал, что люблю старые водонапорные башни, многие из которых являются если не архитектурными "жемчужинами", то, как минимум, просто заслуживают внимания. Ту, что встретилась мне на улице Просвещения, шедевром, конечно, не назвать, но ... что-то в ней есть:

   В 2012 году в небольшом сквере у здания городского почтамта был открыт памятник Анатолию Папанову, который родился в Вязьме в октябре 1922 года и прожил здесь 8 лет до переезда в Москву.

   Мемориальная композиция подчёркивает, что А. Д. Папанов был артистом и театра, и кино: спинка скамейки, на которой он сидит, выполнена в виде киноплёнки, а рядом с актёром изображены театральные символы - маски. Эту же идею продолжают установленные рядом бронзовый "киноэкран" и "театральная скамеечка":

<<< --------------- Смоленск --------------- >>>

   "Смоленск - в глубокой древности столица могущественного племени славян-кривичей - расположен на Днепре, вечной границе между Русью и Литвой, между Московским великим княжеством и Речью Посполитой, между Востоком и Западом, Севером и Югом, между Правом и Бесправием, наконец, потому что именно здесь пролегла пресловутая черта оседлости. История раскачивала народы и государства, и людские волны, накатываясь на вечно пограничный Смоленск, разбивались о его стены, оседая в виде польских кварталов, латышских улиц, татарских пригородов, немецких концов и еврейских слободок. Здесь победители роднились с побежденными, а пленные находили утешение у вдов; здесь вчерашние господа превращались в сегодняшних слуг, чтобы завтра дружно и упорно отбиваться от общего врага; здесь искали убежища еретики всех религий, и сюда же стремились бедовые москвичи, тверяки и ярославцы, дабы избежать гнева сильных мира сего. И каждый тащил свои пожитки, если под пожитками понимать национальные обычаи, семейные традиции и фамильные привычки".

..... Борис Васильев, "Летят мои кони"

   Я очень жалею, что, с детства бесконечно обожая всем известные повести великого, не побоюсь этого слова, писателя Бориса Львовича Васильева, которого именно сейчас нам очень не хватает, я узнал Васильева-смолянина лишь уже после этой поездки. Борис Львович не просто родился в Смоленске: в своих произведениях он так показал "социально-этнографический" срез жизни города разных времён (в основном - первой половины 20 века), что, как мне кажется, я сам знал всех этих людей. Оказалось, что "тёти Сони" и "дяди Яши" были не только в Одессе: короткими, но яркими "штрихами" писатель как будто оживляет персонажей своего детства: бабушка Хана, Моня Мойшес, пани Ковальска, дядя Карл, доктор Янсен...

   А сколь атмосферные сцены тамошнего и тогдашнего "коммунального" бытия передают одни только фразы: "Эля, это чудо! Я устроилась билетершей в пятнадцатую синагогу!": "В Преображенской церкви дают керосин. Где наш бидон?" - ... "А где бидон?" - "Бидон? Какой бидон? Ах, с керосином? Я отдала его мадам Костантиади: представляешь, она уже месяц живет без света и примуса". Или вот: "- Эй, ребятишки, донесите-ка бабушке кошелку до дома! - Так мог сказать любой прохожий любым ребятам, игравшим на горбатых смоленских улицах. Прохожий мог быть русским или эстонцем, поляком или татарином, цыганом или греком, а старушка - тем более: это было нормой. Помощь была нормой, ибо жизнь была неласкова". Или вот уже и вовсе шедевр: "Чтобы я отвязался, она нарушает один из основополагающих законов нашего дома: ничего не есть на улице. Покупается мороженое в круглых вафлях, я собираюсь заняться мороженым, бабушка - наконец-то вцепиться в роман. Я уже высовываю язык, слизывая растаявшую капельку с колючего ободка вафли, как вдруг рядом оказывается маленькая оборванная девочка. Черные глазки-бусинки с наивным восторгом не отрываются от мороженого. Я ревниво хмурюсь… - Какая прелесть! - громко объявляет бабушка, оставив роман. - Так женщины смотрят на бриллианты. А как грациозно она стоит! Боже, боже, и ты еще чего-то ждешь, Боря? Немедленно отдай этой прекрасной незнакомке мороженое, если ты - настоящий мужчина!"

   Конечно, с точки зрения моих целей, задач и интересов эти "картинки из жизни" мне в Смоленске мало помогли бы: с тех пор многое (почти всё!) изменилось, да и не описывал Б. Васильев "уличных картинок" на туристическом уровне, ограничиваясь общими, но от того не менее колоритными "мазками". Но, думаю, атмосфера прогулок всё равно была бы совершенно иной, как когда-то после прочтения книг Карлоса Руиса Сафона совсем иной предстала передо мной Барселона...

............

   Насколько однобоко я был знаком с творчеством Бориса Васильева, настолько же стереотипично до недавних пор было и моё представление о Смоленске: я даже не подозревал, сколь огромные, разносторонние, интересные и просто красивые "пласты" таит в себе этот город. Конечно, о знаменитой Смоленской крепости я знал, хотя тоже очень поверхностно: впервые интерес к ней по-настоящему проявился несколько лет назад после прочтения книги "Стена". Я не знаю степень документальности описанных там событий, да и к автору можно относиться по-разному, но чего у неё точно нельзя отнять - "духа", которым она пропитана: сцены быта и сражений представлены так, что хочется сесть в первый попавшийся поезд или автобус и поскорее оказаться "на месте", чтобы увидеть и хотя бы отдалённо попытаться прочувствовать то, о чём только что прочитал. В общем, как бы то ни было, саму книгу я искренне рекомендую:)

   Однако "поскорее" не получилось: вмешались и другие, более "плановые" планы, и возникшие "обстоятельства непреодолимой силы" (известно, какие), "и прочая, и прочая, и прочая". В общем, лишь спустя 3 года я всерьёз задумался о Смоленске - и то в контексте с неожиданно "нарисовавшимся" в желаниях Минском. "Таак, и что там у нас? Стена" - "Ну, стена" - "Ой, а тут что? Хочу!" - "а тут? Хочу-хочу!" - "Ой, а там что виднеется? Хочу-хочу-хочу!" Вот так, "хочушка за хочушкой", я открывал - пока ещё по карте - для себя Смоленск, и удивлялся, и восхищался, и недоумевал: дескать, как же всё это дотоле проходило мимо меня?

* * * * * * * * * * *

   Особенностью главного вокзала Смоленска ("Смоленск-Центральный") является то, что он, как и в Перми, является островным (то есть расположен между как бы "обтекающими" его железнодорожными путями) , а потому его главный фасад и прилегающая к нему Привокзальная площадь расположены в торцовой части здания, а не с привычной противоположной относительно путей стороны. Внешне его - по крайней мере, частично - легко можно принять за исторический, но это впечатление обманчиво: оба старых вокзала, стоявшие рядом друг с другом (кстати, обалденно красивые, если верить дореволюционным снимкам), были разрушены во время Великой Отечественной войны, а новое здание построили уже в 1951 году.

   Да-да, уезжал я вот в такую погоду: еле добежал до вокзала, каждую минуту посматривая на приближающуюся со скоростью той же "Ласточки" (как казалось!) тучу размером в полнеба...

   Фух, успел до дождя, который действительно был неслабым, но к моменту посадки уже закончился:

   По стать "Центральному" выполнен и совсем современный (начала нашего столетия) маленький Пригородный вокзал:

..........

   С пешеходного моста через железнодорожные пути открывается символическая панорама на ... историю Смоленска:

   В левой части на заднем плане виден главный символ города - легендарный Успенский собор, основанный ещё Владимиром Мономахом, перестроенный в конце 17 столетия и переживший в целости и сохранности все последующие войны (как и почему так случилось, я расскажу дальше). В центре - одно из древнейших сохранившихся сооружений Смоленска - Петропавловская церковь 12 века, справа от неё - здание, построенное во время польской оккупации в качестве резиденции униатского архиепископа, рядом с которым высится возведённая после освобождения смоленских земель шатровая колокольня храма святой Варвары. В общем, пусть штрихами и прерывистым пунктиром, но здесь мы видим не просто здания, а символы, олицетворяющие почти все знаковые вехи в истории города...

   Церковь Петра и Павла на Городянке - один из трёх дошедших до нас (и двух, сохранивших свой аутентичный облик) памятников древнерусского зодчества Смоленска. Сегодня она является частью "храмового комплекса", о котором я сейчас расскажу подробнее.

   Храм был возведён на правом берегу Днепра (ныне Заднепровский район) в 1146 году при смоленском князе Ростиславе Мстиславиче, внуке Владимира Мономаха, в качестве домовой для его загородной резиденции. Тем не менее, в церковь допускались и обитавшие в слободке неподалёку княжеские охотники, и даже иноземные купцы, проплывавшие по Днепру. Храм не пострадал, как и сам Смоленск, при монгольском нашествии, уцелел при поляках и в 1812 году (тогда лишь сгорели интерьеры), а вот во время Великой Отечественной войны получил разрушения, потребовавшие серьёзного восстановления.

    Так уж устроен мир, что создатели остаются в истории, а те, кто потом спасает их творения от времени и людей, остаются в тени. Думаю, большинство даже не слишком увлечённых "застывшей в камне музыкой" людей наверняка знают, пусть и просто "на слух", хотя бы несколько имён знаменитых архитекторов. Но даже те, кто интересуется архитектурой (не на уровне профессии, конечно), вряд ли знают имя хотя бы одного реставратора. Не являюсь исключением и я, но вот одно имя встречалось и встречается мне так часто, что поневоле "уважать себя заставило". Это Пётр Дмитриевич Барановский, "доктор-реставратор", как прозвали его коллеги, который посвятил свою жизнь спасению архитектурных памятников (да за одно только Крутицкое подворье - самый антуражный в Москве уголок формата "наша древняя столица" ему самому надо поставить памятник!). И одним из таковых и стала смоленская церковь Петра и Павла на Городянке, восстановленная в 1962-1963 годах. Причём не абы как: для исторической достоверности Барановский настоял, чтобы в ещё не до конца оправившемся после войны Смоленске один из цехов местного кирпичного завода был переориентирован на выпуск специального кирпича-плинфы, характерного для древнерусского домонгольского зодчества, из которого изначально был сложен Петропавловский храм.

   Церковь Петра и Павла имеет минимум украшений и декора и может показаться излишне аскетичной. Её красота в другом: в гармонии пропорций и форм, ритме высоких окон, как будто повторяющих округлости апсид закомарах на боковых фасадах, массивном, но в то же время изящном 12-гранном барабане под шлемовидной главой, выразительных аркатурных поясах...