Понятно. В этом театре столько интересного, что мне надо  обязательно посетить его с  экскурсией.

Дубовый буфет с кованым железным замком, на нем — дорожка из вологодского кружева, резной поднос из абрамцевских мастерских с графинчиком

Отредактировано Неслучайные гости (2025-02-16 13:42:22)

С. В. БАКАЛОВИЧ
"ГРЕЧАНКА У МОРЯ", 1908г

Степан Владиславович Бакалович (1857-1947) — известный польских художник, живописец, представитель академизма и салонного искусства.  Окончил Императорскую Академию художеств, учился у В. П. Верещагина и П. П. Чистякова. Сегодня его картины очень известны в мире, а сам художник считается одним из величайших творцов XIX-XX века. С. В. Бакалович писал картины преимущественно исторического направления. Множество работ посвящены истории Древнего Рима. Шедевры художника находятся в собрании крупных музеев мира, в числе которых Русский музей в Санкт-Петербурге и Третьяковская галерея в Москве. В собрании работ Бакаловича множество картин, которые признаны настоящими шедеврами. Среди них и замечательная картина «Гречанка у моря». Данная работа по своей стилистике и исполнению характерна для
кисти Степана Владиславовича. Чёткие черты, прорисованные детали, яркие краски, ярко-выраженная главная фигура. Картина была написана в 1908 году.

Поражает белизна мрамора, которая представляет собой все оттенки белого. Здесь Бакалович представил игру яркого света на белой поверхности, что говорит о его художественном профессионализме и таланте. Необыкновенная белизна и чёткость мраморной поверхности привлекают зрителя. Кажется, что декоративная ваза, плитчатый пол, парапет и барельеф на стенке здесь подчёркнуты так сильно, что являются главными на картине. Не менее поражает и сам пейзаж на картине. Бескрайнее синее море, горы вдалеке, паруса морских судов на заднем плане.

(Академик исторической живописи (1886), С.В.Бакалович родился в семье художника. Мать - известная в Варшаве актриса. Первоначальное художественное образование получил у отца в Варшавской рисовальной школе.)

Отредактировано Неслучайные гости (2025-02-16 18:22:45)

Картин показала в избытке, извините, но так увлеклась! Вот не ожидала, чтов музее будет такая атмосфера! И, наверное, хорошо побывать здесь с экскурсоводом...

Понимаю, тексты в книге А.Бродского немаленькие, времени на "найти-прочитать" нет, поэтому, что понравилось в книге И.Бродскогоо, приведу.

И. Бродский- художник о причине своего коллекционирования:

Из Берлина я направился в Мюнхен, а затем в Париж, где прожил четыре месяца. Счастливый случай привел меня однажды в мастерскую Родена. В один из дней моего пребывания в Париже вместе с женой я пошел в Лувр. Мы пробыли в музее несколько часов и, уже уходя, спускаясь по лестнице, вдруг увидели на ступеньке золотую монету в двадцать франков; мы очень удивились нашей находке, потому что по этой лестнице проходили в день тысячи людей, и странным казалось, что никто до нас не поднял этих денег. Проходя по набережной, я увидел у продавца гравюр и рисунков офорт Родена «Гюго», который стоил двадцать франков. Я с радостью купил его, расставшись со своей счастливой находкой. Сомневаясь в том, что офорт настоящий, я решил удостовериться в его оригинальности у самого автора.
Одним из помощников Родена был наш русский скульптор, грек по происхождению, окончивший вместе со мной Одесское училище, — Галузо, который мне и посоветовал прийти к Родену в студию.

С волнением я подходил к дому того, кто создал «Граждан Кале». Мастерская Родена была расположена в первом этаже, в большом просторном помещении с колоссальной ширины дверями, нечто вроде гаража. У Родена, помимо Галузо, работал еще один мой соотечественник — грузин Николадзе, ныне народный художник Грузии.Придя в мастерскую, я вызвал Галузо и вместе с ним направился к Родену. Совсем неожиданно мы оказались рядом с ним. Полный человек небольшого роста с артистической внешностью, он мало был похож на тот образ великого скульптора, который рисовался в моем воображении. Роден посмотрел офорт и ответил, что купленный мною оттиск выполнен им и что это один из первых оттисков. Я не хотел долго задерживать великого мастера и, выразив благодарность, мельком оглядывая находившиеся в мастерской работы, ушел, счастливый тем, что видел Родена.

                                                                                                                                                        ***

О Репине

Осенью 1902 года я был принят без испытаний на первый курс Академии, который окончил очень быстро, получив две премии за эскизы. К концу первого года я был переведен в мастерскую и стал проситься к Репину. Поступить в его мастерскую было трудно, потому что она была переполнена. Вместо тридцати-сорока человек в ней работало девяносто: положительно негде было поставить мольберт. Я несколько дней ходил на квартиру к Репину, просил его принять меня к себе, но он все время отказывал, ссылаясь на тесноту в мастерской. Тогда я попросил устроить меня где-нибудь, в любом уголке. Он мне ответил: «Если вы можете работать при таких условиях, то начинайте».

С первого же моего этюда Репин остался мною доволен и охотно зачислил меня в мастерскую. В течение года я написал ряд этюдов, из которых один («Спина старика») Репину понравился особенно. Говоря о том, как нужно работать, он, как пример, указал на мой этюд и подробно разобрал его.

С Репиным у меня сразу же установились хорошие отношения, потому что я был прилежным, добросовестным учеником и много работал. Репин любил таких учеников и уделял им особое внимание.
Можно много говорить и спорить о Репине как педагоге. Он не обладал строгой методической системой, и все же он сумел воспитать целую плеяду талантливейших художников — это крупные мастера, чьи творческие индивидуальности не были приглушены учителем, а, наоборот, получили возможность полностью проявиться во всем своеобразии. Учениками Репина были Серов, Малявин, Кардовский, Браз, Мурашко, Кустодиев, Сомов, Остроумова-Лебедева, Грабарь, Фешин, Вещилов, Шмаров и многие другие. Уже один перечень этих имен достаточно убедителен.

Достоинства Репина как педагога заключались в том, что он на деле показывал, как нужно работать. Он так же, как и Ладыженский, брал кисть и палитру и на уроке показывал ученикам, как нужно писать. Эти минуты, когда Репин брал кисть, были особенно значительными; все бросали работу и смотрели, что делает Репин. Такие случаи бывали не часто, так как Репин приходил в мастерскую редко и бывал в ней часа полтора-два. Таким образом, каждому из нас он уделял не более пяти-десяти минут. И все же мы считали за большую честь учиться у Репина. Репинское обаяние, сознание того, что придет гениальный художник, поднимали нас всех, и эти минуты пребывания гения в мастерской давали нам огромную зарядку.

«У нас часто устраивались беседы. Репин требовал от нас композиций и, когда накоплялось много работ, мы устраивали в мастерской маленькую выставку. Приходил Репин и вместе с нами разбирал работы. Мы с особым вниманием слушали Репина, потому что это был величайший художник. Он беспощадно критиковал и жестоко сердился, если работа была плоха, а если работа была хорошей, то превозносил ее до небес; он не стеснялся ни в похвалах, ни в ругани. Иногда Репин садился и рисовал вместе с нами, но делал это уже для себя. Помню, у нас в мастерской позировал украинский бандурист; пришел Репин и попросил дать ему альбом порисовать. Я подсунул ему свой альбом, надеясь, что этот рисунок Репина останется у меня на память. Но, когда я попросил подарить мне рисунок, Репин сказал, что он ему нужен для какой-то работы и что взамен этого рисунка он мне подарит другой. И действительно, он подарил мне целых три рисунка, и это было толчком к созданию моей будущей коллекции: именно после этих трех рисунков мною овладела страсть коллекционировать».

Нам, молодым художникам, Репин часто говорил:
— Я считаю, что нужно продавать картины, сколько бы за них ни дали. Пусть висят в музеях, квартирах, везде! Отдавайте хоть за пять рублей — картины должны висеть, чтобы на них смотрели.
Политические взгляды Репина всегда были оппозиционны царскому правительству. Он рассказывал мне, как однажды вместе с художником Галкиным писал портрет Николая II и во время сеанса завел с ним разговор о политике и стал искренно высказывать свое мнение о проводимых правительством репрессиях. Николай II резко одернул его фразой: «Вы еще смеете рассуждать!»

После этого сеанса Репин больше во дворце не появлялся и всегда с отвращением вспоминал о «самодержце всея России», с гневным презрением обзывая его тупицей и бездарностью. Как только мы начинали разговор о политике, он всегда сводил разговор к Николаю II и со свойственной ему «репинской» яростью накидывался на него, не жалея оскорбительных слов по его адресу.

«К чистым пейзажам Илья Ефимович всегда оставался равнодушным: эта область искусства его не увлекала. Рассматривая мои летние этюды, он обычно разочарованным голосом произносил: «Ах, опять эти пейзажи!» Но зато сильно оживлялся при виде сюжетных композиций или портретов. Здесь он не скупился на похвалы и давал волю своим чувствам».

У Репина среды считались приемным днем. В этот день в «Пенатах» собирались все его друзья, а иногда и посторонние люди, совершенно ему не знакомые, так как каждый мог приехать к нему в среду без предупреждения.Когда его кто-нибудь хвалил, он был очень застенчив и всегда говорил:

«Ах, вы хвалите напрасно! Это плохо, я недостоин».

Репин любил музыку, и его друзья доставляли ему это удовольствие. После импровизированного концерта все шли обедать.
Время проходило очень весело и оживленно; обыкновенно у Репина мы засиживались до десяти часов и затем уезжали с последним поездом. В «Пенатах» нас кормили вегетарианской пищей, знаменитым «сеном», из которого делались вкусные блюда — котлеты и бульоны. Однако после такого обеда очень быстро хотелось есть, и мы, добравшись до станции Белоостров, с жадностью накидывались в буфете на колбасу и пожирали в один миг все бутерброды. Буфетчик знал, что у Репина каждую среду бывают гости, и уже заранее приготовлялся к этому дню.
Вместе с Репиным мне посчастливилось в 1912 году писать портрет Короленко. Я вспоминаю, как Репин начал портрет и в один сеанс его написал. Он сделал рисунок кистью, минут в пятнадцать наметил и в два часа написал выдающийся портрет, который мне казался шедевром.

В другой раз мы начали писать друг друга одновременно. Однако мы увлекались работой и забывали, что нужно позировать, и поэтому вскоре договорились писать отдельно. Мне удалось сделать в один сеанс так много, что Репин не знал, как и хвалить меня.

— Это сделано гениально! Так написать мог только ван Дейк! Браво! Браво!

Портрет он показывал всем гостям и несколько дней не мог успокоиться. Даже в письмах к своим друзьям он излагал свое восхищение портретом.«С меня начал писать портрет И. И. Бродский, хорошо взял и интересно ведет; сходство полное! Я вижу себя и восторгаюсь техникой. Простота, изящество, гармония и правда, правда выше всего; и как симпатично... Дай бог ему кончить, как начал. Да, он большой талант!» — это строки из написанного в августе 1912 года письма Репина к художнику С. М. Прохорову.

После первого нашего сеанса прошла неделя. Краски за это время просохли, и я стал писать уже по сухому. Почему-то работа у меня не клеилась; быть может, опасаясь испортить начатое, я работал неуверенно. Когда Репин взглянул на портрет, он так огорчился, что даже застонал.

— Что вы сделали?! Ах, что вы сделали? — И так же горячо, как раньше хвалил, теперь он ругал меня, гневно топал ногами и расстроился на весь день, уверяя, что я испортил все хорошее, что было сделано раньше.

Вечером мы пошли в местный театр, и Репин всю дорогу со мной не разговаривал. Вдруг, во время спектакля, он схватил меня за руку и, ни слова не говоря, насильно вывел из театра. Держа попрежнему меня за руку, Илья Ефимович быстро зашагал по направлению к своему дому. Я еле поспевал за ним. Когда мы очутились у него в мастерской, было уже темно, он нервно зажег керосиновую лампу, вмиг достал мой портрет, раздобыл вату и скипидар и тотчас же начал смывать все, что я сделал в этот день.

— Того, что было, — не восстановишь, но это лучше, чем то, что вы сегодня сделали, — сказал он и опять стал ругать меня, но потом успокоился и как бы помирился со мной.

Этот человек был с удивительным темпераментом. Помню очень интересный случай. Помимо сред Репин никого не принимал в другой день. Но однажды ко мне приехали два московских коллекционера и стали меня уговаривать, чтобы я с ними поехал к Репину, работы которого они хотели приобрести. Я стал уверять, что Репин нас не примет, нужно ждать до среды, но они настаивали: «Вы его любимец, вам он, наверное, не откажет».
Прошло минут пять, и вдруг Репин, разъяренный, несется по лестнице и кричит:

— Как вы смели сегодня приехать, вы ведь знаете, что я принимаю только по средам!

Он топал ногами, ругался и кричал:

— Да как вы смели приехать не в среду!

Отредактировано Неслучайные гости (2025-02-17 12:23:44)