Не фото смотреть - идти надо, у кого есть возможность. Место атмосферное.

Но прежде чем переходить непосредственно к истории дома, предлагаю вспомнить, кто же такая Анна Монс, с чьим именем легенда связывает этот дом. Легенда очень живучая, и дом вместе с Анной  Монс можно даже увидеть на одном из вышеупомянутых майоликовых панно. На нем горожанка в нарядном красном платье, жеманно сыплющая корм курочкам на не кто иная, как Анна Монс.

Пасторальная сценка разыгрывается на фоне садика и у терема, старинных двухэтажных палат с высоким крыльцом. Известно, что Монс была заботливой хозяйкой, любительницей высаживать цветы, за что в литературе ее называют «первой идейной дачницей на Руси».
Кстати, эти панно (их три)  сделаны по эскизам художника Сергея Андрияки.

Итак, Монс Анна Ивановна родилась 26 января 1672 (или 1675) года в Немецкой слободе в семье уроженца Вестфалии  золотых дел мастера (по другим сведениям - виноторговца) Иоганна Георга Монса, переехавшего в Россию в середине XVII века. Ее мать - Матрена (Модеста) Ефимовна, урожденная Могерфляйш (Могрелис), воспитала трех дочерей и сына Виллима. 
Семья Монсов пыталась отыскать свою родословную во Франции или во Фландрии. Свидетельство тому – фамилия Монс де ла Круа, под которой Монсы выступали при царском дворе. Однако историки установили, что семейство это вестфальского происхождения, и его притязания на звание галльских дворян неосновательны.
В Москве Иоганн Монс занялся предположительно виноторговлей и содержанием гостиницы, а также стал поставщиком товаров для царской армии. Монсам покровительствовал Лефорт.
Анна была изящна, женственна, выгодно отличалась от боярских дочерей своей обученностью «обхождению с мужчинами», меньшей чопорностью и застенчивостью. По мнению некоторых исследователей, Анна была одной из красивейших девиц Немецкой слободы и до того, как она стала фавориткой Петра, состояла в связи с Францем Яковлевичем Лефортом, который и познакомил ее около 1690 года с Петром I.

                      Портрет молодого Петра.

Однако существует легенда, согласно которой Анна будто бы уже в 1689 г. приняла большое участие в спасении царя во время бунта стрельцов, когда испуганный и разгневанный Петр в одном исподнем поскакал cпасаться в Троицкую лавру.
Так или иначе, но Анна Монс стала фавориткой государя, однако их связь по разным причинам не афишировалась, хотя Анна и присутствовала на всех царских пирах. В день своего возвращения из-за границы 25 августа 1698 года Петр I поехал не в царский дворец к жене и сыну, а в Немецкую слободу к «Анхен».
По словам восторженного современника, Хельбига, «эта особа служила образцом женских совершенств». «С необыкновенной красотой она соединяла самый пленительный характер, - писал он, - была чувствительна, не прикидывалась страдалицей; имела самый обворожительный нрав, не возмущенный капризами; не знала кокетства, пленяла мужчин, сама того не желая».

             Портрет Анны Монс. (Предположительно)

В 1698 году  царица Евдокия Лопухина оказалась замешана в стрелецком бунте, целью которого было возведение на царство её сына, и была сослана в монастырь.
Некоторые современники считали, царь мог, разведясь с законной супругой, выбрать себе в жены "Монсиху", хотя одновременно имел связь и с ее подругой, Еленой Фадермех.
Последняя находила для царя более ласковые, чем Монс, слова: «Cвету моему, любезнейшему сыночку, чернобровенькому, черноглазенькому, востречку дорогому...». Анна не ревновала или делала вид.
Очевидцы обвиняли Анну в том, что именно она «рассорила царя с царицей» и их сыном Алексеем.
Москвичи прозвали Анну «Кукуйской царицей» (помним про втрое название Немецкой слободы). Царь пожаловал «кукуйской царице» свой миниатюрный портрет, осыпанный алмазами.

Анна Монс умела прекрасно готовить . Петр I любил в ее приготовлении кьоузе (крокеты из картофеля) и сбитень.

                        Портрет Анны Монс (Предположительно)

Указ Петра от января 1700 года о ношении женщинами немецкого платья был навеян нарядами Анны.

11 апреля 1703 года, в день пиршества Петра в Шлиссельбурге по случаю отремонтированной яхты, в Неве утонул саксонский посланник в России Кенигсек. В бумагах покойного были найдены адресованные к нему любовные письма Анны Монс, в которых она жаловалась на переменчивое настроение Петра и мечтала связать с саксонцем судьбу. Это стало причиной опалы и разрыва в 1704 году.
С конца 1703 года по приказанию Петра Анна и ее сестра Матрена находились под домашним надзором боярина Федора Юрьевича Ромодановского. Им запрещено было выходить из дому в даже молиться в кирхе. В заточении Анна занималась гаданием и приворотом. Дом арестантки посещал приятель Кенигсека, прусский посланник Георг Иоганнфон Кайзерлинг, сначала на правах друга, а затем, пленившись ею и заручившись ее согласием выйти за него замуж, стал ей содействовать в освобождении. В апреле 1706 года арест был снят, Анне позволили посещать кирху и выходить из дому.
Петр приезжал к Монс, говорил, что хотел видеть ее царицей. Но Анна все решила. Петр отобрал у нее свой портрет с бриллиантами и бросил ей в лицо: «Чтобы любить царя, надо иметь царя в голове!»

Сохранились собственноручные письма Анны Петру I, которые она писала на немецком, реже - голландском языке, русские тексты под ее диктовку писал секретарь. Петр платил Анне и ее матери ежегодный пансион в 708 рублей, а в январе 1703 года пожаловал ей в качестве вотчины Дудинскую волость в Козельском уезде (в настоящее время - Калужская область) с деревнями (295 дворов), сделав Анну одной из самых богатых помещиц в России. Село Дудино принадлежало ей до 1708 года, после чего отошло в казну.
В 1710 году было получено разрешение на брак Монс с Кайзерлингом, свадьба состоялась 18 июня 1711 года, когда жених был уже при смерти. Он умер вскоре по дороге в Берлин, а Монс долго судилась с его старшим братом за наследство и через три года выиграла процесс.
Она имела дочь от Кенигсека, а также ребенка от Кайзерлинга. Есть версия, что был у нее ребенок и от российского императора. Найденные материалы в Российском историческом архиве Санкт-Петербурга позволяют выдвинуть такое предположение. Там обнаружено прошение некой Анны М. о сыне с резолюцией Петра: «Сего Немцова сына Якова отправить в учебу морскому делу в Голландию, пансион и догляд надлежащий обеспечить».

После смерти Кайзерлинга Анна Монс сближается с пленным шведским офицером Миллером. Теперь уже не прежняя “хохотушка и резвушка”, а увядшая женщина, она сама одаривает жениха дорогостоящими подарками. Среди пожитков, дарованных шведу, были “камзол штофовой, золотом и серебром шитый; кувшинец да блюдо, что бороды бреют, серебряные”. Был назначен и день свадьбы, но незадолго до него, 15 августа 1714 г., Анна скончалась от скоротечной чахотки, завещав жениху почти все свое состояние. Мать, а также брат и сестра Анны вели потом скандальные судебные разбирательства с Миллером. И только благодаря тому, что младшие Монсы постепенно вышли в люди (брат Виллим отличился на военной службе, а сестра стала фрейлиной при дворе), Миллеру пришлось отступить. Судьба  детей Анны Монс  неизвестна.

Но давайте все таки вернемся к самому дому. Его официальный адрес: Бауманская улица, д. 53, стр. 8
Анна Монс никогда не жила в этом доме, как бы его упорно не продолжали называть ее именем. Она, несомненно, бывала в нем, но жила в соседнем, который, к сожалению, не сохранился.
Имя  первого владельца дома неизвестно. Вспомним, что Немецкая слобода учреждена по указу царя Алексея Михайловича в 1650-е годы, и палаты возможно могли быть построены уже тогда. Это древнейший памятник слободы.
По документам история палат прослеживается с 1706 года, когда владельцем был придворный доктор ван дер Гульст. Но к тому времени Петр уже расстался с Анной.
Год их расставания — 1703 — символичен: в этот год основали Санкт-Петербург, преемник Немецкой слободы.
Что касается дома, то в 1706 г. его владельцем становится придворный доктор ван дер Гульст.
Прежде всего, надо отметить, что одной этой семьей список врачей среди обитателей слободы не исчерпывается. И среди них тоже много важных и знаковых имен. Во-вторых, надо отметить, что в исторических записях встречается огромное число вариаций написания этой фамилии, да таких, что не сразу и догадаешься, что речь идет об одних и тех же людях. Ну и в-третьих, одной этой семьей род Ван дер Гульстов не ограничивается. Скорее всего, все обладатели этой фамилии были связаны родственными узами, но какова степень их родства – тема отдельного исследования. Думается, что в Нидерландах, на исторической родине наших героев, такие исследования существуют, и дело только за переводом. Вспомним только, что эту фамилию носил голландский посланник в России, одновременно выполнявший и роль шпиона, на что неоднократно указывается в самых разных документах, а также известный художник, в России, впрочем, не бывавший.
Но вернемся к нашим лекарям в Немецкую слободу.
В так называемом «доме Анны Монс» в нынешнем Старокирочном переулке жили Захарий Ван дер Гульст - домашний врач матери Петра Первого, царицы Натальи Кирилловны, а также Алексея Михайловича Романова,- и его сын, лечивший Петра Первого и постоянно сопровождавший его в походах.
Захарий Арнольд Ван дер Гульст Старший (нидерландское написание Sacharias Van der Hulst; по-русски фан дер Хульст или же Фандельгульст) — лекарь при дворе русских царей - это выходец из Голландии, он  служил в Аптекарском приказе. Помимо этого стоит отметить, что он был не обычным медиком, а морским, служившим на военных кораблях. И во многом именно ему Петр обязан своим детским пристрастием к морю и кораблям.
Впоследствии, во введении к Морскому регламенту, Петр сам подробно рассказывал о начале морского дела в России: как после постройки в царствование царя Алексея корабля «Орел» оставались жить в Москве некоторые иностранцы, и между ними корабельный плотник Карстен Брант, и наконец, как он, гуляя в Измайлове, нашел в амбаре английский бот. Бот требовал починки и как им управлять, никто, кроме голландцев, не знал.
И именно благодаря доктору Ван дер Гульсту он познакомился с Карстеном Брантом и с голландцем Францем Тиммерманом. Начались потешные поездки: сначала по реке Яузе, затем на Просяном пруде, наконец, на Переславском озере, после чего у будущего императора появилась охота видеть и море.

«Пётр Первый управляет парусным ботиком», автор Алексей Кившенко.

Вот что пишет в своей статье «Раннее европейское влияние на Петра I: Патрик Гордон и Франц Лефорт в конце XVII в.» Николай Петрухинцев:
«Похоже, единственным каналом иностранного влияния на Петра I вплоть до лета 1688 г. была только среда иностранных медиков – по собственным словам царя, именно врач Захарий фан дер Гульст (не ранее 15 мая, а возможно, и после 20–21 июня 1688 г. порекомендовал ему голландца Франца Тиммермана как специалиста по обращению с привезенными из посольства во Францию князем Я.Ф. Долгоруким астролябией и готовальней с циркулями. Тиммерман начал преподавать молодому царю математику и фактически стал первым иностранцем, вошедшим в ближнее окружение царя. Именно он после находки ботика в Измайлове порекомендовал Петру для его починки своего соотечественника мастера Карстена Бранта, который тоже оказался связан с «медицинским» окружением царя. По словам самого Петра, Карстен Брант и лекарь Иоганн) Термонт , когда-то служившие вместе на первом русском корабле «Орел», счастливо избежали смерти от рук разинцев и  смогли вернуться в Москву».

Брант и Тиммерман, люди скромные, простые ремесленники, представители среднего класса, сделались товарищами и наставниками царя. В последнем развилась охота учиться геометрии и фортификации. Сохранились и учебные тетради Петра, когда он под руководством Тиммермана изучал арифметику и геометрию; тетради, писанные рукой нетвердой, очевидно непривычной, без всякого соблюдения правил тогдашнего правописания, со множеством описок, недописок и всякого рода ошибок.
А так описывает происходившее Александр Соколов в историческом романе «Меншиков»:
«Частенько наведывался к Лефорту лекарь царя Фан дер Гульст, сухой, горбоносый, с маленькой, откинутой назад головой, похожий на ястреба, с земляками голландцами Францем Тиммерманом и Карстеном Брантом».

…Во второй приезд в Архангельск (1694), когда корабельное дело уже активно развивалось, движимое энергией Петра, не терпящей препятствий, молодого царя, видимо, все устроило, и он решил с большой архиерейской свитой и ближайшими приближенными отправиться из Архангельска к Соловкам. Путешествие началось рано утром, прямо в день рождения Петра, 30 мая по старому стилю. Почему бы не встретить 22-летие на борту яхты «Святой Петр» вместе с друзьями, в преддверие осуществления великих планов? Из гавани вышли между тремя-четырьмя часами утра, когда в этих местах уже светло как днем, почти белые ночи.

Вместе с Государем на яхте, кроме архиепископа Афанасия, были дядька Тихон Стрешнев, двоюродный дядя Василий Нарышкин, учитель Никита Зотов, личный врач Захарий Ван дер Гульст, милый друг и помощник Патрик Гордон, духовник Пётр Васильев. А также несколько солдат и экипаж.
Но праздника не получилось. Во-первых, помешал полный штиль, застопоривший ход под парусом, из-за чего сутки пришлось провести в устье Северной Двины, что не прибавляло радости похода, а банально превращало поездку в очередную пирушку. Все-таки день рождения отмечали.
А во-вторых, возможно это бездействие и последовавшие праздники стали причиной другой беды - к концу следующего дня внезапно от апоплексического удара скончался Захарий ван дер Гульст. Утром его тело было отправлено на берег, похоронами поручили заняться Францу Лефорту. 4 июня в Архангельске состоялось погребение. Несмотря на то, что царь очень любил покойного, на похоронах Петр I не присутствовал; он вернулся в город только 13 июня.

Вопреки печальному событию, поход на Соловки продолжили. Петр не привык отменять свои решения. Да и в монастыре царя ждали и готовились к его приезду ещё год назад. Поэтому, как только появился попутный ветер, сразу отправились в путь.
А затем место лекаря занял сын Захария  Ван дер Гульста - Арнольд или же, на русский манер, Захар Захарович, Ван дер Гульст Младший. Он родился в Москве в 1688 году.

В 1705 году по указу Петра Захар Захарович был отпущен за границу «для науки», на родину отца - в Голландию. В 1713-м получил в Лейденском университете степень доктора медицины и, вернувшись в Россию, длительное время служил старшим доктором Адмиралтейского госпиталя в Петербурге, то есть фактически продолжил дело отца.
Он занимался врачебной практикой и подготовкой подлекарей и лекарских учеников для госпиталя.
Позже он переехал в Москву, но о его занятиях во второй столице сведений не сохранилось. Все же можно предполагать, что он пользовался в медицинской среде большим авторитетом, что и сказалось на выборе его кандидатуры в Докторское собрание.
В 1730 году указом императрицы Анны Иоанновны Ван дер Гульст назначен членом так называемого Докторского собрания — коллегиального органа управления Медицинской канцелярией:
Что же касается его проживания в Немецкой слободе в уже упомянутых палатах, то первое упоминание о них относится к 1706 году, то есть Ван де Гульста старшего уже не было в живых и домом владел Захарий-младший, лейб-медик Петра I. Хотя это не очень вяжется с датами его обучения в Голландии. Так что, скорее всего, дом принадлежал семье Ван дер Гульстов и раньше.