И цена очень недешевая (1350 - 1500 руб, это у кого как ).  Особенно для любителей ходить в основном бесплатно это дорого.

Теперь покажу то, что находится  вдоль наружной стены.

Сразу справа от входа в зал  скульптура с конем

На этой стене подборка картин художников Маковских ( Айвазовский, Шишкин, Саврасов, Левитан, Маковские -ну чем не мини-Третьковка ?! )

Отражения в стеклах мешали, но что-то смогла снять.

Н.Е.Маковский  "Дорога. Чумаки" 1881г.

В.Е.Маковский  "На Волге". 1892г.

К.Е.Маковский  "Летний день "

В.Е.Маковский  "Бабы"  1904г.

Династия Маковских  , ее основатель ,  художник и отец художников, Егор Иванович  Маковский.
Детей Маковский-старший не только учил, но и вдохновлял, заражал любовью к искусству. «Любуйся и запоминай» - наставлял он каждого, снаряжая на прогулку карманными альбомчиками и карандашом для зарисовок. Ворона, лица прохожих, уличная сценка – все это сыновья и дочери Маковского привыкли оставлять на листах своих тетрадей, именно так, как учил отец – любуясь.
До взрослых лет у Маковских дожили пятеро детей, дочь Мария стала актрисой, а другая дочь, Александра, и трое сыновей (Константин, Николай и Владимир – художниками.

На столе -скульптура Е.Лансере "Бегство"

В Москве полно бесплатных и дешевых мероприятий. Реально очень много. А заплатить за то, что хочется, что интересно не считаю проблемой. Не бедствуем, а ездить куда то по миру сейчас не получается. Так что это такие мелкие траты по сравнению с заграницей, что и говорить нечего. У меня лично одна проблема - я не свободна по выходным, а бОльшая часть интересующего меня как раз в эти дни. Так что ловлю все , что могу,  по будням. Ну и изредка по выходным удаётся.

Н.Е.Рачков "У калитки" 1871г.

С.Ю Жуковский "Март" 1910г.

И часы с циферблатом явно периода модерна

По стенам залы канделябры

и фриз, где незаметно сочетаются античные маскароны и советские звездочки

И из этого большого зала переходим в следующий, такой же большой по величине.

Слева в зале стоит рояль, сохранившийся еще со времен Екатерининского института  и он знаменит тем, что на нем играли Сергей Рахманинов и Александр Скрябин.  Я в начала упоминала, что они преподавали здесь в Екатерининском  Институте .

Рояль немецкий  фирмы G.Schvechten.  Фабрика специализировалась на выпуске дорогих пианино, но  вот здесь мы видим рояль из красного дерева. Клавиши костяные. 

Очень интересные воспоминания о Рахманинове в училище оставила его воспитанница
М. М. Элланская.  https://senar.ru/memoirs/Ellanskaya/

Вот что она писала :

Мне очень дорог образ Сергея Васильевича, дорога и священна память о нём. Поэтому что-то просто написать о нём чрезвычайно трудно.
Прежде чем начать мои воспоминания о светлом образе Сергея Васильевича, попытаюсь обрисовать обстановку Училища ордена св. Екатерины, куда в конце 1902 года поступил Сергей Васильевич на должность инспектора музыки.

Нас, воспитанниц, было 450 человек, план обучения рассчитан на семь лет; кроме того, существовало два педагогических курса.

Начальница наша, Ольга Степановна Краевская, была чудесным человеком, прекрасным педагогом, очень умной, передовой женщиной, любящей своё дело и всех нас. Такой же был и инспектор классов — Владимир Александрович Вагнер — большой любитель музыки (сам он играл на нескольких инструментах). Они поставили на должную высоту наше образование. Преподавали у нас московские учителя с крупными именами в области науки или искусства.

Музыка в училище не была обязательным предметом. Ею занимались по желанию родителей и самих воспитанниц. Преподаватели были большей частью из консерватории и Филармонического училища. У нас преподавали А. Н. Скрябин, К. А. Эрдели, Л. Э. Конюс, В. Р. Вильшау, А. Б. Гольденвейзер, Д. С. Шор, Л. А. Пабст и другие. Для занятий музыкой было двенадцать классов на третьем этаже главного здания. Кроме того, к этому зданию были пристроены ещё двадцать две специальные музыкальные комнаты.

В начале декабря 1902 года начальница училища — Ольга Степановна — велела всем ученицам собраться в большом зале, чтобы представить нас новому инспектору музыки Сергею Васильевичу Рахманинову (до Сергея Васильевича инспектором у нас был два года Александр Николаевич Скрябин). Помню, как вошли в зал Ольга Степановна с Сергеем Васильевичем и остановились у эстрады. Учащиеся всех классов (классов было пятнадцать) по очереди подходили к Сергею Васильевичу и склонялись перед ним в глубоком реверансе. Нас поразил его высокий рост, строгое, даже суровое выражение лица. Одет он был в чёрный длинный, почти до колен сюртук, другого цвета, в искорку, жилет, белый высокий стоячий воротничок (в дальнейшем он всегда был так одет).

На рояле стоит вот эта фотография, я ее уже показывала в начале. Здесь в центре С.Рахманинов

Сергей Васильевич поступил в училище в разгар подготовки к празднованию (10 февраля 1903 года) столетия основания этого учебного заведения. Готовили всё к знаменательной дате: музыкальные и вокальные номера, хоры, танцы и внешнее оформление зала, классов и т. д. Дела у Сергея Васильевича и всех преподавателей было много. Вырабатывались программы концертов — как ученических, так и с приглашёнными артистами. Сергей Васильевич знакомился с нами, ученицами, всех нужно было прослушать, подготовить. Вот с этого и началось наше близкое знакомство с ним. Все учителя готовили своих лучших учениц, а затем совместно с Сергеем Васильевичем прослушивали их, выправляли недостатки исполнения и т. д. В процессе занятий мы всё больше и больше проникались уважением и любовью к Сергею Васильевичу. Сколько внимания, такта, чуткости и живого интереса он проявлял к нам — воспитанницам!  В последующие годы воспитанницы просто его боготворили. Приход его был для нас праздником, встречали мы его с восторгом.

Юбилей прошёл торжественно и пышно. Начались регулярные занятия. Сергей Васильевич раз, а то и два раза в неделю посещал наши уроки музыки, заходил в «селюльки» (так назывались специальные комнаты для занятий музыкой) во время приготовления уроков, прослушивал, делал указания, заставлял играть и переигрывать заданное, играть с листа. Мои занятия по фортепиано он посещал довольно часто. Когда Сергей Васильевич поступил в училище, мне было четырнадцать лет, моим учителем был А. Б. Гольденвейзер.

В марте 1906 года Сергей Васильевич уехал в Италию отдохнуть. Мой выпускной экзамен проходил без него.
Не желая расставаться со всем, что мне было дорого и мило, я решила остаться в училище на педагогических курсах. Но каково же было моё разочарование, когда я осенью узнала, что Сергея Васильевича у нас не будет.

Летом он вернулся из-за границы, а осенью уехал в Дрезден. Нам всем очень хотелось что-нибудь подарить ему на память о нашем училище. Ему самому дарить мы считали как-то неудобным, и Ольга Степановна предложила сделать подарок его девочке, Ирине, — его «очарованью», как он её называл. Купили большую куклу — всё приданое для неё было сшито как для институтки: камлотовое зелёное платье, передники, пелеринки (каждодневные и бальные), бельё — всё было помечено нашей меткой: VII к. № 1. На фабрике была заказана кроватка, как у нас, с сеткой, завинчивающейся у изголовья, матрац, подушки и постельное бельё. Столяр изготовил пюпитр и скамейку тоже на винтах. Был сделан специальный ящик, куда всё это укладывалось, и 30 сентября 1906 года заведующая музыкальной частью училища Мария Александровна Крылова и я отвезли этот подарок Сергею Васильевичу на квартиру.

Жил он тогда на Страстном бульваре в доме Первой женской гимназии на четвёртом этаже. До сих пор, когда прохожу мимо этого дома, всегда смотрю на окна его бывшей квартиры с сердечным волнением и с грустью вспоминаю всё, до мельчайших подробностей, как мы пришли, как встретил нас Сергей Васильевич, ввёл в свой кабинет (из передней налево), как познакомил со своей женой Натальей Александровной. Когда он узнал, что мы хотим также познакомиться с его девочкой и преподнести ей маленький подарок от всех учениц, — он был в восторге. Но Ирина спала (это было днём), и мы ждали, когда она проснётся.

Начался разговор о всех наших делах, о том, как все мы огорчены, что он нас покидает, скоро ли он вернётся и вернётся ли к нам?

Я была очень застенчива, говорила мало и так волновалась (слёзы душили меня), что даже забыла попросить Сергея Васильевича дать мне его портрет, о котором мечтала. Спасибо Марии Александровне, она подтолкнула меня и сказала:
— Ну, что же ты не просишь у Сергея Васильевича карточку? А так мечтала.
Сергей Васильевич сейчас же открыл ящик стола, достал две карточки и, подписав их, дал одну Марии Александровне, другую мне. Радости моей не было границ.

Наконец Ирина проснулась, и Наталья Александровна принесла её в кабинет. Ей было тогда годика три с половиной. Мы раскрыли ящик, достали куклу и всё остальное, расставили всё это на ковре.
Ирина была ещё сонная — смотрела на наши подарки вяло, но зато Сергей Васильевич был в восторге. Больше всего ему нравилось, что кукла — институтка.
— Это так необыкновенно, как будто бы и не кукла!
Он присел на корточки и начал рассматривать и показывать Ирине каждую вещь по очереди.
Сергей Васильевич сказал нам, что он с семьёй уезжает в Дрезден и Лейпциг на весь год отдохнуть от всех московских дел. На наш вопрос, вернётся ли он к нам в училище, ответил:
— Неизвестно ещё, как всё сложится, по всей вероятности — нет.
Пожелав ему хорошего отдыха, всего светлого и радостного и счастливого пути, мы распрощались с Сергеем Васильевичем и Натальей Александровной.

Тоскливое, грустное было наше возвращение в училище, Ольга Степановна и все подруги расспрашивали подробно об этом визите. Долго, долго вспоминали мы последнее свидание с Сергеем Васильевичем. Как только собирались в музыкальных классах — «селюльках», — разговор и рассказы о нём не затихали. Вспоминали все мельчайшие подробности, учителя рассказывали о нём и как о человеке, чутком, необычайно добром, отзывчивом, сердечном, необыкновенном товарище, и как о гениальном дирижёре, и ещё более гениальном пианисте, для которого не существуют никакие трудности.

Я старалась передать здесь только мои переживания и мои ощущения тех лет — лет моей юности. Память о Сергее Васильевиче для меня священна. Вспоминаю его всегда с восторгом, с упоением, не могу спокойно, равнодушно и без слёз слушать его музыку, особенно в его исполнении. Я так и вижу его сидящим у рояля — на стуле, вернее, мягкой табуреточке на винтах (он её постоянно возил с собой); вижу его строгое одухотворённое лицо, высокую фигуру с сутулинкой — во фраке или длинном чёрном сюртуке; слышу его голос — баритональный бас. Говорил он всегда тихо, спокойно, был очень скуп на слова, необычайно скромен и доброжелателен.